В 1935 г. при Спецгруппе особого назначения при наркоме НКВД, которой руководил старший майор госбезопасности Я.Серебрянский, была создана своя токсикологическая лаборатория. Считается, что создание токсикологической лаборатории Серебрянского было вызвано неудачной попыткой отравить Л.Троцкого в Париже при помощи приобретенного за границей яда. Ничего конкретного о ее работе неизвестно, кроме того, что после ареста Серебрянского в ноябре 1938 г. она была расформирована. Но интересно то, что после своего ареста Ягода на допросах категорически отрицал, что яды, изготавливаемые в лаборатории Серебрянского, планировалось использовать для отравления руководителей партии и правительства. В частности, во время выяснения обстоятельств знаменитой попытки отравления нового наркома Ежова, якобы предпринятой самим Ягодой и его окружением, имя Серебрянского не фигурировало. (Отравить Ежова якобы пытались с помощью изготовленного на основе ртути препарата, распыляемого с помощью пульверизатора).

Лаборатория при Всесоюзном институте биохимии в 1937 г. была передана в ведение НКВД под контроль первого заместителя наркома М.Фриновского. Организационно лаборатория входила в состав 12-го отдела НКВД (отдел оперативной техники), которым руководил старший майор госбезопасности С.Б.Жуковский, бывший приближенным человеком Ежова. После падения Ежова он был арестован и в 1940 г. расстрелян.

После создания 9 июня 1938 г. 2-го спецотдела (опертехники) НКВД, который возглавил майор госбезопасности М.С.Алехин, спецлаборатория была передана в его подчинение. Именно Алехин летом 1938 г. пригласил на работу в качестве начальника токсикологической лаборатории химика Осинкина, а затем врача Г.М. Майрановского. После ареста 13 сентября 1938 г. Алехина (расстрелян в 1939 г.) 2-й спецотдел возглавлял Е.П.Лапшин.

20 февраля 1939 г. 2-й спецотдел был разделен на два самостоятельных отдела:
• 2-й спецотдел НКВД (отдел оперативной техники, начальник Е.П.Лапшин, штат - 621 человек);
• 4-й спецотдел НКВД (отдел лабораторий, начальник М.П.Филимонов, штат - 61 человек).

После этой реорганизации лаборатория Майрановского перешла в ведение 4-го спецотдела, которым руководил майор госбезопасности, впоследствии, после отмены спецзваний, полковник Михаил Петрович Филимонов. Он являлся также кандидатом химических наук и, судя по всему, обеспечивал лаборатории Майрановского наиболее благоприятные условия для деятельности.

В феврале 1941 г. после образования НКГБ СССР 4-й спецотдел был расформировали, а лаборатория была передана в 4-й спецотдел НКГБ, начальником которого был назначен майор госбезопасности, а после отмены спецзваний - полковник Евгений Петрович Лапшин. Заместителем Лапшина являлся Осинкин, выпускник Школы оргпартработников при ЦК ВКП(б). В июле 1941 г. 4-й спецотдел опять вернули в НКВД СССР. Когда же в апреле 1943 г. вновь был образован НКГБ (позднее МГБ), то лаборатория вошла в состав отдела «Б» (отдел оперативной техники). В это время ее работу ,курировали генерал-майор Кравченко, а затем генералмайор Ф.Ф. Железнов.

В это время помимо токсикологической лаборатории Майрановского при 12-м отделе НКВД также действовали бактериологическая лаборатория С.Н.Муромцева, занимавшаяся разработкой токсинов и бактерий для оперативного применения, лаборатория телемеханических приборов Монина, лаборатория по разработке и изготовлению документов оперативного прикрытия. Муромцев до прихода в лабораторию работал в Институте экспериментальной ветеринарии заведующим лабораторией микробиологии. Еще в 1935 г. он стал доктором биологических наук по совокупности работ.

Объекты отдела размещались в подмосковном Кучине и на 2-й Мещанской улице в Москве. Позднее к ним прибавилось помещение для проведения экспериментов над людьми в Варсонофьевском переулке рядом с Лубянкой. Помещение было тщательно законспирировано и выглядело как обычная поликлиника. Поставкой подопытных из числа приговоренных к высшей мере наказания занимался комендант НКВД В.М.Блохин. Официально лаборатория занималась исследованием воздействия на организм отравляющих веществ, поражающих дыхательные органы, а также защитой от отравляющих веществ. К моменту прихода Майрановского работа только разворачивалась, хотя уже проводились исследования действия ядов на организм человека, эксперименты по применению отравляющих веществ к осужденным к высшей мере наказания.

Среди сотрудников лаборатории выделялся кандидат биологических наук Сергей Аничков, который сам являлся осужденным и жил прямо в лаборатории. Другими сотрудниками лаборатории являлись Филимонов, Григорович, Емельянов, Аничков, старший научный сотрудник лаборатории профессор и впоследствии академик Муромцев и бывший ассистент кафедры фармакологии 1-го Московского медицинского института В.М.Наумов.

В годы Великой Отечественной войны лаборатория входила в состав 4-го управления НКГБ, которое возглавлял П.Судоплатов. Впрочем, как показал сам Майрановский, задания от Судоплатова он начал получать еще с осени 1938 г.. В это время лаборатория занималась производством в большом количестве специальных средств для диверсионных групп, партизанских отрядов и агентуры, действовавших в немецком тылу. В конце войны Майрановский даже был награжден по одному приказу вместе с руководителями управления Судоплатовым и Эйтингоном. А после войны яды использовали для ликвидации неугодных лиц на территории СССР и за границей.

Подробности имеются в письме Судоплатова, написанного им во Владимирской тюрьме 9 марта 1966 г. и адресованного Президиуму XXIII съезду КПСС. По этому письму можно судить о том, как причастные к работе лаборатории люди всеми силами пытались доказать, что они не имеют к ней никакого отношения. Так, Судоплатов пишет:

«Когда... было организовано 4-е управление НКВД СССР, ему был предан 4-й Спец. Отдел. Он занимался изысканиями и изобретениями диверсионной техники, а также имел отделения токсикологии и биологии, занимавшиеся изучением и исследованием всевозможных ядов. Отдел был придан 4-му Управлению, т.к. нам нужно было организовать диверсионную работу в тылу противника и мы нуждались в большом количестве всякой подрывной техники. И этой частью работы Отдела мы руководили.

Что же касается отделений токсикологии и биологии, то они продолжали работать по темам и планам, утвержденным в свое время Меркуловым и Берия. Работу этих отделов ни я, ни Эйтингон не контролировали и не имели права в нее вмешиваться. Работа этих отделений проводилась под личным наблюдением 1-го зам. наркома Меркулова, что он и признал в своих показаниях, выписки из которых имеются в моем деле. Он же, Меркулов, утверждал планы работ этих отделений, отчеты, давал новые задания по работе. Работой по этим планам непосредственно занимались: н-к отдела Филимонов - фармаколог, кандидат наук; н-к отделения Муромцев - доктор биологич. наук; н-к отделения Майрановский - доктор медицине к. наук. Эти работники непосредственно ходили на доклады к Меркулову, Берия, получали от них указания, отчитывались за свою работу. Ни я, ни мой зам. Эйтингон никогда на этих докладах не присутствовали и никакого отношения к этой части работы не имели. По указанию Меркулова и Берия Отдел Филимонова обслуживал и снабжал оперативной техникой и другие оперативные управления и отделы НКВД-НКГБ СССР. Нам было запрещено интересоваться этой частью отдела Филимонова. Такое положение существовало до 1946 г. мая месяца, когда был назначен новый министр гос. безоп. СССР Абакумов.

Возникновение 4-го Спецотдела и особенно его работа с отравляющими веществами относится к 1937-1938 гг., когда наркомом был Ежов. Руководил этой работой Алехин, потом генерал-лейтенант Лапшин и с 1939 г. полковник Филимонов. Муромцев и Майрановский самые старые работники Отдела и являются организаторами этой работы. С 1937 г. у них была Спец.Лаборатория при Коменданте НКВД СССР генерал-майоре Блохине. Эта Лаборатория действовала на основе Положения и Инструкции, которые были утверждены наркомом Берия. Доступ в Лабораторию, контроль за ее деятельностью, участие в ее работе было разрешено только тем лицам, кто участвовал в разработке выщеуказанного Положения, Инструкции и подписались под этими документами.

Ни я, ни Эйтингон не подписывали этих документов, никогда их не видели и никто нас с ними не знакомил...

В 1946 году Абакумов, восстанавливая полную самостоятельность отдела Филимонова, приказал Блохину (коменданту МГБ СССР) ликвидировать находившуюся при нем Лабораторию. Папку же с актами о работе этой Лаборатории передали на хранение в Спец. Службу МГБ СССР, которую возглавляли я и Эйтингон. Эта папка, опечатанная, с надписью на ней 1-го зам. министра Огольцова, что ее разрешается вскрыть только с разрешения министра, вплоть до ареста, находилась у меня в сейфе».

В это время лаборатория Майрановского занималась производством отравленных пуль. Необходимо было, чтобы орудие убийства стреляло практически бесшумно и поражало сразу насмерть, независимо от того, в какую часть тела попадала пуля. Проводились эксперименты с самопишущими ручками, карандашами, зонтами, трубчатыми зажигалками. Создавались облегченные пули, пустоты в которых заполняли ядом аконитином. Также во время войны велись испытания с рицином- химическим соединением, которое позволяло добиться от подследственных правдивых показаний. Однако, рицин не принес желаемого результата. Тогда Майрановский совершенно случайно наткнулся на другие средства. Как он впоследствии сам вспоминал:

«Во время моих опытов по применению ядов, которые я испытывал на осужденных к высшей мере наказания, я столкнулся с тем, что некоторые из ядов могут быть использованы для выявления так называемой откровенности у подследственных лиц. Этими веществами оказались хлораль-скополамин (КС) и фенаминбензедрин (кола-с)».

Этими экспериментами Майрановского заинтересовался сам Меркулов, который назначил начальника 2-го управления Федотова куратором этих опытов. Эксперименты проводились либо в кабинете Л.Райхмана, либо в следственной части по особо важным делам 2-го управления наркомата госбезопасности. Они тянулись несколько лет и, судя по всему, завершились безрезультатно.

После окончания войны в сентябре-октябре 1945 г. Майрановского и его помощников Наумова и Смыкова командируют в Германию с заданием разыскать немецких специалистов, ознакомиться с уровнем, достигнутым нацистами в аналогичной сфере деятельности. С помощью военной контрразведки «Смерш» Майрановский с коллегами просмотрели многочисленную документацию гестапо, концлагерей и научных учреждений, опросили множество немцев и бывших советских военнопленных. Одновременно Наумов сумел приобрести зарубежную научную литературу по фармакологии и достать необходимые для экспериментов реактивы. По результатам поездки Майрановский сделал доклад, в котором констатировал, что результаты, достигнутые немецкими специалистами-токсикологами, «значительно ниже наших».

Однако в 1946 г. у Майрановского начались неприятности. Новый министр госбезопасности В.Абакумов потребовал прекратить все эксперименты с участием лиц, не имеющих решений особых совещаний или обвинительных приговоров об осуждении к смертной казни, а учитывая, что в это время в СССР в очередной раз была отменена смертная казнь, это означало фактическое приостановление деятельности лаборатории.

В 1949 г. лабораторию разделили на два подразделения: фармакологическую (во главе с Наумовым) и химическую (во главе с Григоровичем) лаборатории. Майрановский, таким образом, оказался не у дел. Вплоть до своего ареста в декабре 1951 г. он делами лаборатории не занимался.

Но вот поразительный факт. Еще при расформировании лаборатории выяснилась сильная недостача сильнодействующих ядовитых препаратов. Однако после того, как начались аресты чекистов-евреев, оказалось, что все эти яды хранятся у них на квартирах. Вот что показал на допросе 9 января 1952 г. курировавший лабораторию генерал Железнов:

«Только после ареста Свердлова, Эйтингона и самого Майрановского многие яды были обнаружены и в значительной части компенсировали ту недостачу, которая числилась за Майрановским. Кроме того, у названных мною лиц были найдены совершенно новые вещества и яды, которые не были внесены в документы лаборатории».

Свердлов и Эйтингон были арестованы практически в то же время, что и Майрановский. Наличие в этом списке Эйтингона понятно. Он по должности имел отношение к лаборатории, кроме того, являлся известным специалистом по спецоперациям. Удивляет упоминание Андрея Свердлова, сына Якова Свердлова. Дело в том, что в 30-е гг., еще молодым человеком, Андрей Свердлов был арестован, причем среди прочего фигурировали обвинения в террористических замыслах. Однако в ход пошли широкие связи его матери, в результате его не только не осудили, но взяли на руководящую работу в НКВД. Ни по должности (он занимался в основном следственными делами), ни по каким другим признакам никакого отношения к ядам Свердлов-младший иметь не мог.

Дополнительные подробности работы лаборатории вскрылись в процессе следствия по делу Берия. Так, например, на допросе 28 августа 1953 г. Майрановский показал, что всего им было использовано «около 100 человек осужденных, из которых более половины умерло в результате проведенных исследований». А допрошенный 1 сентября 1953 г. Судоплатов показал: «Таких протоколов было не менее 150 штук, то есть таких испытаний яда над людьми было не менее, чем над 150 приговоренными к высшей мере наказания». На допросе 23 сентября Майрановский сообщил следствию: «При исследовании мы яды давали через пищу, различные напитки, вводили яды при помощи уколов шприцем, тростью, ручкой и других колющих, специально оборудованных предметов. Также вводили яды через кожу, обрызгивая и поливая ее оксимом (смертельно для животных в минимальных дозах). Однако это вещество для людей оказалось не смертельным, оно вызывало лишь сильные ожоги и большую болезненность».

Во время следствия над так называемыми бериевцами стали известны и другие подробности деятельности лаборатории. Так, 14 октября бывший начальник 2-го спецотдела «А» А.Я.Герцовский показал, что Майрановский «принимал участие в испытаниях яда на осужденных к высшей мере наказания. Об этом мне говорил в 1940 или в 1941 году бывший заместитель начальника второго отдела Наркомата госбезопасности Калинин. Один раз в мою бытность начальником второго отдела «А», кажется, в 1941 году по распоряжению Кобулова мною были выделены Блохину для проведения опытов Филимоновым и Майрановским четверо военнопленных немцев, осужденных к высшей мере наказания за злодеяния против советских граждан. Блохин, доставив этих осужденных в помещение, где производились опыты, пригласил меня посмотреть помещение, так как я в нем ни разу до того не был. Я пришел, заключенные к этому времени уже находились в камерах, осмотрел помещение. Филимонова и Майрановского в помещении этом не видел. Лично в производстве опытов над осужденными я не участвовал и трупов умерщвленных людей не видел. А подписывал ли я акты об исполнении приговоров над этими осужденными, я не помню. Вероятнее всего, их подписывал Подобедов - начальник отделения из отдела «А» и принимавший в тот период времени участие в исполнении приговоров».

На вопрос о других случаях умертвления заключенных в спецлабораториях Герцовский показал: «В бытность мою начальником 1-го спецотдела НКВД СССР с января 1942 г., а затем начальником отдела «А» НКВД-МГБ СССР случаев выдачи осужденных к высшей мере наказания для этой цели кроме того, о котором я только что рассказал, я не помню. Если они имели место, то без моего участия. До 1942 г., когда я не работал начальником 1-го спецотдела, я к исполнению приговоров вообще не имел никакого отношения и об опытах Майрановского знал только со слов Калинина. Он рассказывал о применении ядов над осужденными в присутствии Баштакова и, кажется, в его кабинете. Калинин рассказывал о том, каким образом производились отравления осужденных Майрановским. Но подробностей, приводимых тогда Калининым, я не помню. Присутствовал ли Баштаков при производстве опытов над людьми я не знал».

Кроме Герцовского по поводу лаборатории Майрановского дал показания и правая рука Берии, его заместитель Б.З.Кобулов. Он, в частности, заявил:
-Лаборатория полковника Филимонова была создана на базе бывшей личной химической лаборатории Менжинского. С работой этой лаборатории я лично столкнулся во время войны. Она занималась изготовлением для НКВД и Наркомата обороны средств и диверсионной техники для боевых групп, действовавших в тылу противника. Кроме того, в лаборатории имелось отделение, которое изучало возможности изготовления ядов.

После расстрела Берии вновь стали вызывать на допросы Майрановского и находившихся в заключении или на свободе людей, имевших отношение к его лаборатории. Среди них были Александр Григорович, Евгений Лапшин, Сергей Муромцев. Наум Эйтингон, Михаил Филимонов, Владимир Подобедов, Аркадий Осинкин, Петр Яковлев, Василий Наумов.

Об аналогичных структурах в системе КГБ-ФСБ пока что ничего неизвестно.